Мальчик в полосатой пижаме - Страница 27

К оглавлению

27

— Когда нас наконец высадили, на улице было очень холодно, и нам пришлось идти пешком.

— За нами приехала машина, — сказал Бруно, на сей раз во весь голос.

— Маму от нас забрали, а папу, Иосифа и меня поселили вон в те бараки. С тех пор мы здесь и живем.

Закончив рассказывать, Шмуэль совсем расстроился, и Бруно не понимал, в чем дело. Ничего такого уж страшного со Шмуэлем не случилось. Разве Бруно не пришлось пережить то же самое?

— Там у вас много ребят? — спросил он.

— Сотни.

Бруно вытаращил глаза.

— Сотни?! — Он едва не задохнулся от возмущения. — Нет, это нечестно. По эту сторону ограды вообще не с кем играть. Никого нет.

— Мы не играем.

— Не играете? Почему?

— А во что нам играть? — Шмуэль даже растерялся.

— Ну, не знаю. В разные игры. В футбол, например. Или экспедиции устраивать. Кстати, там у вас есть что исследовать?

Шмуэль молча покачал головой. Он оглянулся на бараки, потом снова посмотрел на Бруно. Ему очень не хотелось задавать следующий вопрос, но боль в животе придала ему смелости.

— У тебя случайно нет с собой еды?

— К сожалению, нет. Я хотел захватить шоколадку, но забыл.

— Шоколад, — медленно повторил Шмуэль, проводя языком по обветренным губам. — Я ел шоколад только раз в жизни.

— Только раз? А я люблю шоколад и не могу им наесться, хотя мама говорит, что от него портятся зубы.

— А хлеба не захватил?

Бруно отрицательно помотал головой:

— Хлеб подают только за столом, а ужин еще не скоро, в половине седьмого. А у вас во сколько ужинают?

Не ответив, Шмуэль поднялся с земли:

— Думаю, мне пора возвращаться.

— Надеюсь, ты придешь как-нибудь к нам на ужин, — сказал Бруно, хотя и не был уверен, что его родные одобрят такого гостя.

— Надеюсь, — вяло отозвался Шмуэль.

— Или я к тебе приду. Познакомлюсь с твоими друзьями, — с воодушевлением добавил Бруно. Он ждал, что Шмуэль сам его пригласит, но тот, похоже, и не собирался этого делать.

— Ты не на нашей стороне ограды, — заметил Шмуэль.

— Я проползу под ней. — Бруно взялся за проволоку, и она подалась. Посередине, между деревянными телеграфными столбами, приподнять ее оказалось довольно легко, и такой невысокий мальчик, как Бруно, мог запросто пролезть в образовавшийся проем.

Увидев, как Бруно дергает проволочную ограду, Шмуэль испуганно попятился.

— Мне надо возвращаться.

— Как-нибудь еще увидимся, — сказал Бруно.

— Здесь нельзя находиться. Если поймают, меня обязательно накажут.

Шмуэль побрел к лагерю, и Бруно вновь отметил про себя, до чего же мал ростом и тощ его новый друг. Но он ни слова не проронил на этот счет, он слишком хорошо знал, как неприятно, когда тебя попрекают всякой ерундой, вроде низкого роста, и вдобавок ему совсем не хотелось дразнить Шмуэля.

— Я приду завтра, — крикнул он вслед удалявшемуся мальчику, но Шмуэль даже не обернулся. Более того, он бросился бежать к лагерю, предоставив Бруно самому себе.

Решив, что на сегодня он достаточно напутешествовался, Бруно двинул домой, предвкушая, как расскажет маме, папе и Гретель (вот уж кто обзавидуется и еще, чего доброго, разорется), Марии, поварихе и Ларсу о своих приключениях, о новом лучшем друге со смешным именем и о том замечательном факте, что они со Шмуэлем родились в один день.

Но чем ближе Бруно подходил к дому, тем сильнее его терзали сомнения: а стоит ли рассказывать? «Ведь может так случиться, — размышлял он, — что они не захотят, чтобы я дружил с этим мальчиком, и запретят мне туда ходить». К тому моменту, когда Бруно переступил порог своего дома и учуял запах говядины, жарившейся в духовке к ужину, он решил держать язык за зубами. Пусть это будет его тайной. То есть его и Шмуэля, их общей тайной.

Бруно всегда думал, что если родители, а тем более сестры, о чем-то не знают, то иногда и незачем вводить их в курс дела. Так спокойнее — и им, и Бруно.

Глава тринадцатая
Бутылка вина

Заканчивалась одна неделя, начиналась следующая, и Бруно становилось все яснее и яснее: в обозримом будущем ему не вернуться в Берлин, поэтому о перилах в их уютном доме и о встречах с Карлом, Даниэлем и Мартином лучше пока и не мечтать.

Впрочем, он постепенно привыкал к жизни в Аж-Выси и больше не чувствовал себя таким уж несчастным. Ведь теперь ему было с кем поговорить, не то что раньше. Каждый день, после уроков, Бруно совершал долгую прогулку вдоль ограды. Шмуэль поджидал его на прежнем месте. Они сидели и разговаривали, пока не наступал час возвращаться домой, и Бруно все реже вспоминал Берлин.

Однажды, когда он стоял перед открытым холодильником, набивая карманы хлебом и сыром, в кухню вошла Мария. Она резко остановилась, увидев, чем он занят.

— Добрый день. — Бруно постарался притвориться, будто ничего особенного не происходит. — Ты меня напугала, я не слышал, как ты вошла.

— Опять закусываешь? — улыбаясь, спросила Мария. — Ты же недавно обедал. Неужто снова проголодался?

— Чуть-чуть. Я иду гулять, вот и решил захватить съестных припасов на всякий случай.

Пожав плечами, Мария направилась к плите и поставила на огонь кастрюлю с водой. Рядом на столе лежала горка картошки с морковью, заготовленная для Павла, который должен был вот-вот появиться. Бруно торопился уйти, но задержался, глядя на овощи. В последнее время его кое-что беспокоило, но он не знал, к кому обратиться за разъяснениями. Пожалуй, сейчас настал самый подходящий момент: кого же спрашивать, как не Марию? К тому же здесь, на кухне, никто не помешает их беседе.

27